Даровали, Господь, мертвым чадам Твоим Тесьмы красной мотки да сребряны сувои, Боле таинств не ждем, а в рядне предстоим, Перстов прячем искол за смарагдами хвои.
Серебро, серебро, много ж было его, Так покрали шары с ёлок жалкие тати, Снеже черный округ, тлумных звезд святовство, Царичей неживых весело ль им венчати.
Сестры нас предали в новогодней гурме, Девы белы влачат по адницам рамена, Их и лядвий пронять здесь неможно Чуме, Только розы горят в огне храмного звона.
Мы, Господь, образа неокладные чли, Азазелей златых во тщете отпускали, А свилися одно со змеями в угли, Ах, Твое ангелы нас почто не искали.
Смерть царит на пирах, где юроды поют, Держим все на замках мы языки предвестны, Из серебра, Господь, в Рождество и сольют Закровавленных чад -- слезы наши бескрестны.
II
Подаяний, Господь, воздаяний одних Нищи каистры полны, у порожца их скинем Со кровавых рамен -- много ж горечи в них, Как святарный притвор благодарственно минем.
Торбам тем не вместить разве перстных иглиц, О златой мишуре агнцев смерды тащили, Розы выбила Смерть из точащих петлиц, Свечки в битом сребре небовеи вощили.
А и сами теперь не царим, не поем, И влачимся слезно в ризмановых ряднинах, Буде кельхи дадут, за бытье изопьем, Нету крыльев -- горбы тлеют звездно во спинах.
Страстотерпные с глав посрывали венцы, Стопы наши язвят черневые колючки, Белы хлебы несли ко Тебе первенцы, Обобрали, Господь, голодарные сучки.
Иль приидем в алтарь, ангелочки узрят Струпья ран да пухи -- кликни чад из притвора, Бойной кровию, виждь, наши лики горят, Енчит все у колод окаянная свора.
III
Дале немость, Господь, остаемся молчать, Пресеклись январи и святочные оры, Вот и губы свела терневая печать, Наши кельи пусты, чернь лиется в затворы.
Истекли во пирах слезы солью одно, Упилися псари мертворожденных кровью, Как накинут поверх плащаниц нам рядно, Положится черта иродов суесловью.
А в миру всяк и был без пурпуры венца, Сокрывали ж псалмы краснобаи конвертны, И попросят сказать -- не замолвим словца, Баловство эта речь, от которой мы смертны.
И елико, Господь, чада трачены днесь Лютой Смертию все, их встречать благонужно, Нет родни и царевн, только ангелы здесь, Серебряный потир князем пущен окружно.
И рядились в резье да старизну, хвалы Воздавали Тебе, бессловесно гибели, Пусть хотя бы теперь, прескорбя, ангелы Осенят под Звездой первенцов колыбели.
Новый Год две тысячи пятнадцать, Прекрати безумства и войну… Чтобы вновь хотелось улыбаться, С прошлым годом лист переверну…. На тебя надежды возлагаю, Будь миролюбивым, до небес Мы свои молитвы отправляем, Чтобы дух воинственный исчез
Из души уставшего народа… Забери желанье воевать!!! Чтоб малыш в любое время года С мамой без опаски мог гулять… Чтобы не делили мы друг друга На национальности опять… Из сердец пускай исчезнет вьюга, Чтобы научились вновь прощать!
Новый Год две тысячи пятнадцать, Подключи к сознанью доброту, Чтобы для других могли стараться Отгонять от сердца темноту, Чтобы не за деньги помогали, А дарили радость просто так… Чтоб грехи чужих не осуждали, А несли свои, как белый флаг…
Чтобы мы друг друга понимали И себе позволили мечтать… Чтоб свои ошибки признавали, А потом спешили исправлять… За добро совсем не нужно драться… За него достаточно любить… Новый Год две тысячи пятнадцать, Нас рискни на счастье вдохновить!
Спрячем в кайстры сребро и приидем туда, Где псалмы нараспев ангелочки читают, Безвиновные мы, а легли в невода, Чтобы значил Господь -- человеков считают.
Гурбы снегов горят, Новый год, яко встарь, Востречают, хмелясь, индо мертвых царевен Оживить ли вином, и всехрамный алтарь Прибран хвоей слезной ан изжертвенно древен.
Лебедь-Господе, мы удушенны гурмой, Пурпур слит из очес, перебиты рамена, Виждь колоды в крови, да с цветочной сумой Каждый ныне -- живи озолотою звона.
Жалко пели Тебе мы во трате хвалу, Вот и немые все, и собиты свинцами, Только звезды тризня, подойдем ко столу, Двиньтесь, тати, алкать вам неможно с агнцами.
Лишь теперь замолчат лиходеи, одно С перстов им не смахнуть кровобойные пухи, Не взойти на порог, как откинут рядно, Господь, нас опознай хоть в струпьях повитухи.
II
Ноги сами нейдут, хоть гурмой сволокли Агнецов ко хлевам и задушки надели Под серебро венцов на иродной земли, Царе, многое ж те на пирах углядели.
Иль зардели тогда слезы бойных агнцов, На каких словеса присно, Господь, зиждятся И горят -- узрел Ты винограды венцов, Да оне Рождества не дали нам дождаться.
Мы одесно испить восхотели с Христом, Расплатились за то, и двуперстия в терни, Что нельзя черну смерть отложить на потом, А и много зело собралося здесь черни.
Как взмахнула косой и к себе позвала Кровососная мать, чада вейки смежили, Где Твое ангелы, всё одно прехвала Святой рати, Господь, ей бы только служили.
Но избыта в бытьи и гробовная твань, Кличь своих ангелов подбирать царски слеги, В злате красном та Смерть, и сольет Иордань Кровь на вина -- превидь чад нищих обереги.
III
Не подъемли главы -- рои бесов кружат, Белый Господе наш, над Твоими венцами, Заносили мы их, где и кости лежат, Ангелы не споют пред светил изловцами.
Тридевятых земель в бытии не прошли, Божьих царствий узреть не дали убиенным, Снили только Сынка в кроворозной земли, И слетал он с Креста на усладу презренным.
Со очей излием как серебро живо -- И уверят засим, в розы выбегут чады И тогда преглядят, человекам сего Зреть неможно никак, паче их черноряды.
Что ж, истешились все не в пример чернецам, Поелику равно вещунов потешали, Перевертни пускай обернутся к венцам, Им и кольца свое, обереги вещали.
Вседержитель небес, здесь одне восстоят Прехвалители Тя, нету прочих за нами, Иль теперь нашу Смерть фарисейски стаят И опять увиют бойных чадов ряднами.
Василиса бела да черны уголи Вежд успенных ея, во сукровице чады Мертвых царствий свинец бойно, княже, прешли, Так вкушать им теперь серебро-винограды.
Ах, Господь, рукава наши присно пусты, Достигают земли, всё мы их воздымаем, Колядуют пускай ангелочки златы, Вижди, Господь, как мы днесь терницу снимаем.
Не венчание то и не венчаных бал Царичей, собрались на трапезу юроды Без венцов и колец, буде Смерти навал Тяжек столь, хоть в тризне сыщем царския броды.
Красен райский миндаль, по Капреи ль садам Ароматы его расточаются хмельно, Тянем персты свое ко небесным ладам, Чу, из усн черневых льется пенье убельно.
Вседержитель-Звезда, мы давно не вражим, Нам в отверстые рты вбили глинищу кирки, При цветках золотых убиенны лежим, В скостеневших перстах прячем черствы просвирки.
II
Изо смерти, Господь, воспросить ли живых, Розок черных сорвать уподобятся ль чады, Сбили перстных птенцов, обочь стогн смотровых Волочат – пухом их зацвели вертограды.
И не нужно теперь соглядать кружевниц, Нет их рядом, а всех обокрали положно, Лиры прятали втще за рядны багряниц, Ни Европу спасти, ни похитить неможно.
Аз и узрел одну в неге хвойной терни, Тонко друга поет под иглою диавла, Балевать в Рождество, так пеяют: «Распни», Звезды шьют царичам за Симона аль Павла.
Исполать же пирам, на каких мы были, Где Твои ангелы морных чад не признали, Пили всё за Тебя и в наклад обрели Черневые кресты, дабы здесь не шмонали.
Слышать нас не вились юродивые тьмы, Поспешали добить, проколоти языки, В сребре хоть опознай, в черном сребре тесьмы – Тлеют нощно Твое преслезные музыки.
III
Со церковных свечей много чаду и мглы, Не осветят звонов, так стусуют колоды, Дождалися одно мы, Господе, хулы, Красен мир не для нас, как царят в нем ироды.
Вечный промысел днесь позабыт, и царей Завлекли под рядны тучнолядные девки, Человеков ловцы разбежались, Андрей, Рыбы ль всплачут по ним прегорчей божедревки.
Рождество, Рождество, не узрели Звезды Ни князья, ни птушцы, ни пировны лабухи, И лядают оне ж у измертвой воды, Кличут Смерть в толоку – плести бельные пухи.
Али крикнуть, Господь, гробно в твердь вопиять, Хоть по бытьи вплести кровь-слезу во молебны, Под обух ведь легли, дабы здесь предстоять, В мед макати персты, крохи потчевать хлебны.
Отпили мы свое, вот зашли на порог, Прячем в кайстрах нищих огонечки-альбомы, Нет серебра у нас, Вседержительный Бог, Стерли кости, бия в кровотлумные бомы.
Вставай, Новороссия, кровью политая. Не сдай свои земли на милость врагам. Пусть память о славе дедов незабытая, Поможет шахтерским стоять городам. Будь прокляты эту войну развязавшие, Пусть души убитых им спать не дают. Законы морали и чести поправшие, Вас черти в аду давно с радостью ждут. Имея по миру счета миллионные, Готовы копейки и жизни забрать. Что горе чужое, что раненных стоны им! На всех и на все им, похоже, плевать. Опомнись народ, счет погибших на тысячи. Не дай себя втягивать дальше в войну. Преступников клика, последнее выкачав, Вещая с трибун, убивает страну
Не изжити, Господь, агнцам страхи Суда, Поржавели в сребре херувимские трубы, Ангелки умерли, так созвали сюда Неживых царичей чернецы-страстолюбы.
Смерти ждали, равно ж неурочно пришла, В очесах агнецов и Звезду угасила, С елок сняли шары – кутией зазвала, Пировать нам теперь, аще Божия сила.
Вижди, нет у жалких и цветочных рядниц, И музыков они удушенных не спрячут, При Ироде пили, ныне падают ниц, Над колодами пусть векоприсно и плачут.
Лиры наши тяжки и были на миру Пурпурово красны, индо кровию мылись, Хоть чрез хвою преслышь всенощную игру, В Новогодие мы страшным сном охранились.
И взошли, свет-Господь, на пороги Твое, И с собой занесли те котомки да тесьмы, Перервалось одно бойных чад житие, Нет вкруг червных пухов, только, Господе, здесь мы.
II
Воскресение вновь да Твое ангелы, Святый Господе, чад не исцелят от скверны, Страхонемые мы, не поем прехвалы Нас вечор извели, даже мальчики серны.
Чур, игрушки горят в среброхвойной гурбе, Хоть паяцы Твои, а восчествуем святки, Всяк златится, тризнясь, но приидем к Тебе, Девы бельны в гробах шьют ли царичам латки.
Не пускали, Господь, тати нас на пиры, Злокалечили всех, что ж окладно креститься, Коль сокрали с елей нищи тесьмы-шары, Будет им балевать, по трапезным святиться.
За престольной возней не блажались в терни, Так наслушались всласть сатанинских пеяний, Пурпур выливши, днесь умерли для родни, С перстов донных и Смерть не берет подаяний.
Только, Господь, Звезда превысоко стоит, Льются звоны в нощи, ах, по нам эти звоны, Цвет-иглица досель червны слезы таит, Узри в них бойных чад, вижди наши короны.
III
В Гефсиманском саду черный морок доднесь, Тьмы блудниц-вояров и понтийская стража, Нищий царич ходил да безмолвствовал здесь, Рек иным Божий Сын – вот жалкая пропажа.
Все Иуда никак не укажет перстом На блажного царя, бледны юноши персты, Кровью вейки точат, жить ему со Крестом, На осине висеть, буде усны отверсты.
«Волошковый Сынку заплетайте венец, – Прекричим ко блядям в изголенные чресла, – То не Смерти-косы, но бытья первенец, Ждите царствия, коль ваша похоть воскресла».
Ах, Господе, ступни мы скололи в раю, По аднице прошли, двоеперстия наши, Яко змеи, хранят разве славу Твою, Иисусе в терни как сыскати, не зряши.
И не видно Тебе агнцев бельных и чад, Простиравших к Звезде воспробитые длани, И теперь ли узришь чермный наш вертоград – Он кровавей стократ зеленей Гефсимани.
Ще не вмерла Украина, еще дышит кое-как, Неделима и едина, Но, зато, какой бардак! Доллар скачет, евро скачет Кто не скачет, той москаль. Мы в Европе, будем, значит, Вместо водки пить вискарь. Нет работы, газа, света, Но все больше светлых дат.
Денег нет - плевать на это, Каждой посвящен парад. То к французам, то к арабам Президент свой держит путь. Не мешало бы к Обаме Ненадолго заглянуть. Все уже по горло сыты. СМИ упорно дальше врут Хотя тысячи убиты, Ще не вмерла - все ж поют.
Аз, Господе, реку со черных домовин, Гробов нощных, иным достались благокрасны, Эти агнцы не ждут-заждались окарин, Им и трубы Твое, и псалмы немогласны.
Все склоняется тать над испрахшей сумой, Иль неможно доднесь и любови низринуть Бледных перстов жалких, в юродие немой Удушавших царей, сребро юдам откинуть.
Были перси белы у безмужних невест, А теперь и уста до костей пробелели, Оглянися, Отец, нету ныне окрест Ни живых, ни мертвых, посвященных во Лели.
Ах, над нами зажгли юровую Звезду, Пусть лучом воспронзит некупельные лета, Их ложесен и усн опознай череду, Нищих татей, оне удостойны извета.
Те ж к Тебе, Господь свят, пировати пришли Бойны чада, отвек изалкавшие жажды, Ангелы Твои что копия занесли -- Не убить, не убить преугодников дважды.
II
Как свилися вольно змеи в райских цветках, Прежде в царствии грез немятежно блажили, Только ныне молчим, пряча персть в рушниках, Правда, святый Господь, а ведь мы и не жили.
Богородицы лик украсили Звездой, Сон-цветочки вия по сребристом окладе, Нету ангелов здесь и поят нас водой, Ах, из мертвых криниц занесли ее, чаде.
Иисус почернел и не имет венец, И Его голова преклоняется нице, Узреть что восхотел двоеперстный Отец, Мало ль крови течет в неборозной кринице.
Смертоприсный венок мы Христосу плели, Исплели изо слез, тяжко траченых кровью, А и боле ничем не посмели-могли Притолити в миру жажду бойных любовью.
В каждой розе сидит гробовая змея, И не видим уже мы ни Бога, ни Сына, То ли алчут оне, то ли мука сия Должна гробно зиять до святого почина.
III
Это иноки днесь подошли ко столам, Страстотерпцы одне и невинники сиры, Их неможно забыть копьевым ангелам, Коль не пьют мертвых вин -- отдавайте им лиры.
Не боятся огня восковые шары, А на перстах у нас кровь и слезы срамные, Велико Рождество ан для всех мишуры Не хватает Христос, где ягняты гробные.
Геть днепровской волной в черной пене дышать, Кровь худу изливать на местечек сувои, Розы-девки, равно станут вас воскрешать, Так скидайте рядны пред всетаинством хвои.
Тех ли ждали в чаду, мы, Господе, пришли, Залетели птушцы в обветшалые сени, Али тонкий нам знак до Звезды подали, Во трапезной же мы преклонили колени.
Ничего не узрим на вечере Твоей, Пусть сочельник лиет в мессы нощные снеги, Мы до маковки все унизаны лишь ей, Искрим -- белы птенцы в огне Божией неги.
Только змеи, Господь, только змеи одне Бьются подле цветков и во яви тризнятся, Источилися мы, изотлели в огне, Боле свет-ангелки мертвым чадам не снятся.
Вот безумная нас приманила Звезда, Разлия серебро, повлачила по кругам, Новый год отгорит, вспыхнет хвойна груда, Так опять в Рождество застучимся ко другам.
И беда ж – предали, не Сынка ль Твоего, Утерявши в гурме, троекрестно распяли, Против зависти нет на земли ничего, Царствий куполы виждь, где агнцы вопияли.
Ядно зелие мы будем присно алкать, Рукава что пусты, святый Господь, нестрашно, И костями возьмем, станем хлебы макать С богородной семьей в четверговое брашно.
Хоть отчаянья грех отпусти во помин Прежних белых годов, опомерти притронной, И теперь мы белы, яко вешний жасмин, Только всякий цветок залит кровью червонной.
II
Пред субботой стоим, пред последней чертой, Красно золото ей из очес выливаем, В келий пятничных темь кажем венчик златой, Роз-костей набрали, ни нощим, ни дневаем.
Заступиться нельзя в ту зерцальну купель, И стодонна ж сия ледовая крушница, Разве бойным одно, безо нас чтите ель, Память нашу всчадит ярче огнь-багряница.
Рои демонов бал новогодний чернят, Чур, лиются птушцы в благовестные звоны, Чистых бельных невест юродивы тризнят На сносях, к царствиям их влекут Персефоны.
Господь, трачена жизнь, и стоим на юру, Тыча жалкой сумой в троекрестье дороги, Надарили мы звезд ангелкам во пиру, Перстной кровию нам красить сиры муроги.
Слезы чадов собрать, всем достанет вина, Ниткой сребряной мор-окарины тиснятся, Мимо как повезут, вижди хоть из рядна – Мы серебром горим, всё нам ангелы снятся.
III
Господь, Господь, слезой прекровавой утрись, Слово молви ль, взмахни рукавом с Ахерона, Кайстры бросили в персть – змеи алчны свились, Грознозлатная Смерть белит наши рамена.
Далей нет ничего, всех Рождеств лепота Сребром красной была да размыта слезами, Трачен чадов удел, а доднесь золота Страстотерпцев юдоль, где тризнят образами.
Присный пурпур Звезды с перстов кровию сбег, И жалкие ж Твое летописцы заветны, Что пеяли хвалу, слали крушницей снег, За обман кобзарей разве чада ответны.
Узришь как в золоте оперенья птушцов, Пухи бельные их кости-снеги устелят, Ангелам покажи царичей без венцов, Пусть апостольну кисть эти раны обелят.
Иль во гробе разлей исцеляющий свет, Ах, мы розы Твое, волошки прелюбили, И заплакати днесь мочи-лепости нет, В сраме виждь агнецов – нощно нас перебили.
О если б мог, подобно матерьялу Тебя, подобно гипсу приручить, Чтобы навек устала плоть любить И жизнь не мчалась к мертвому началу, Но ты живешь и не устанешь жить.
И мириады глаз глядят в тебя Из тех пространств, что и для них кишели Небесными телами, и ужели Я сам живу, все мертвое любя, И ты живешь, и нас дробят недели,
Ответь, к чему безмолвствия печать Устам, еще не знавшим кармной глины, Возбранно меж успенных и молчать, И ложию скверниться, цеппелины
Я с ангелами звал, они давно Порфировые тверди обжигают, Сиречно если молвить, здесь кино Для бойных самураев предлагают
К смотренью всем, китановых мечей Бежавшим, но воистину распятым Виньетою мелованных лучей, Зиждительностью ангелов, пресвятым
Всегорней требы шумные гурмы Порой опять жалки, до нисхожденья В адницы их смятенные умы Не ропщут, фимиамского кажденья
Чураются, но истины удел Вершимые суды на аксиомах Зиждить, я многих грешников глядел Полеты низовые, им в хоромах
Аидовских спокойнее, канур И каморных палатниц обозренье Торжественность вселяет, лишь понур Какой-нибудь браменник, меркнет зренье
Алмазное, а, впрочем, естество Любое быстро к мраку привыкает, Нет в мире постояннее того, Что временному служит, возалкает
Душа высоток синих, может быть, Превратной улыбнется Персефона, Нельзя тоску миражную избыть, Но есть иные области, Харона
Искать не стоит в них, певцы одни Урочные там оды сочиняют, Мерцание божественное дни Светит им, нощно свечи затемняют
Картин червенных яркие канвы, Тогда оне сбираются к стольницам, Пируют весело, младые львы Угодны мировым еще столицам,
Хоть версия присутствует давно В миру, умы лихие будоража, Что рухнуть крыше мира суждено В столетье настоящем, эпатажа
Подобного смешон фривольный тон, Убить еще мертвых, навряд ли, право, Чудак теперь отыщется (Ньютон Иль Барма, иже с ними, чтоб лукаво
Веков теченье словом исказить, Не станут воскрешением труждаться), Какой возьмет за дело отразить Барочную теорию, бодаться
Теленку с дубом легче, и засим Черемников и гремлинов, гоблинов, Запалых волкодавов, огласим Неполный крайне список, исполинов
Эпох минувших, с ветвью золотой Взлелеянных сознанием народным Нетенных мифологии пустой Созданий, чуждых присно благородным
Огнь тепличных цветов, сих карминовых залов уют Полюбить ты смогла и не знала в безумные годы, Что гранили валькирии нашей тоски изумруд, Звезд оправы украсив им и смертоносные оды.
Освященные скорбью, туда полетели они, Где умеют ценить безупречные эти размеры, Где величье двоится и комкают лед простыни Отраженья, а вечность изящные любит манеры.
Но изящество стоит бессмертия, красным в желти Золотистой мелком ангелочки увеченных значат, Красоты не прощают камены, а ты их прости, Поелику со мной о гербовниках Смерти маячат.
Лебедь, лебедь Стратим, ты куда улетаешь опять, В небесах догонять нынче светлых цветочников туне, Сколь двоиться преложно и Леты оплаканной вспять По две те не бегут мировольные волны в июне.
Свечки рано сдвигать, паки рано венцы выносить Из келейной аромы, серебро, зри, воры считают, Буде Господа звать и цветки меловые косить Нам нельзя, пусть сейчас книги жизни царевны листают.
Все оцветники наши, все наши и кельи-гробы, На армический требник иль мирты волхвы не скупятся, Мало мирры и ладана станет для вечной алчбы, Закаждят фимиам аониды, в притворах скопятся.
Пунш, арак голубой, эль манящий, рейнвейна кармен Щедро льется теперь, богоразы отвержены пьянству, Весело, весело, и забавили в жизни камен, И слагали гекзаметры, оды вещая тиранству.
Лишь предательства темного царский не вытерпит зрак, Были други коварны и немощных суе губили, Разливайся отравой смертельной холодный арак, Башни вестно молчат ли, в Царь-колокол терние ль вбили.
Но еще зарыдают палатные фурьи и фри, Хорошо без царей – изливайте иродски слезинки, Мрамор наших акафистов будут живить словари, Богоимное Слово немые впитают лозинки.
Это Слово полнощное будет серебро таить, Всякий новый тезаурис нашим огнем возгорится, Будут, будут, еще на хоромных пирушках делить Яства, хлебы и вина, а нищим и незачем крыться.
Лишь одна только речь дарованна, сама говори, Благо молви хотя с отражением в течной лепнине, Грозно сирины, видишь, летают, ползут в словари Сов и змей изумрудных кольцовья всеприсно и ныне.
Вероятно, рыдая над титульным желтым листом, Лепестки роз бордо запоздалой слезой обжигая, Ты представишь, как ангелы держат зерцало над ртом У меня и горит в изголовье свеча ледяная.