Уважаемые читатели, коллеги! Книга Я. Есепкина «Космополис архаики» не издана. Окажите финансовую, либо иную помощь в издании великого произведения. Контакт w.yesepkin@gmail.com
Благодаря издательству «Москва», элитарный читатель наконец получил возможность приобрести одну из книг запрещенного в СССР великого русского поэта Якова ЕСЕПКИНА. Ищите ранее виртуальную настольную книгу русскоязычной интеллигенции «LACRIMOSA» в КЦ «Библио-Глобус», Московском Доме книги, интернет-магазинах (books-moscow.ru/esepkin.html).
Рыбачить здесь и можно, а притронный Коллегиум божественных теней Решит, кому речи, кому уронный Рейнвейн алкать и красных ждать коней.
Живым одне лишь мраморники, зренье Их слабо, разве гений отличить Способен в адоцветном небозренье Светила и бессмертью научить.
Нельзя венец терновием упрочить, Молчи, молчи, доколе сам живой И в мертвых только значен, муз порочить К чему, нам возместят Эдем с лихвой.
Тот контур, угль чернивший ломким светом, Годами отражался, вообще Чтоб не пропасть, чтоб зреть на свете этом Сосуд Пандоры в лазерном луче.
*Сенсация и хит продаж. Последняя великая русскоязычная книга (Яков Есепкин «Lacrimosa», изд. «Москва») мгновенно сделалась едва ли не антикварным раритетом. Спрашивайте издание в КЦ «Библио-Глобус», Московском Доме книги, интернет-магазинах.
Звезды мертвых любили всегда, Яко гипс лицевой сокрошится, Ныне червною станет вода, Изваяний и Лета страшится.
IV
Из атласов, червонных шелков Мгла востлит диаментовых сонниц, Сколь в безмолвии красный альков, Их поидем искать меж колонниц.
Аще мрамор темнее вина И пасхалы о барве маковой, Иудицам достанет рядна Со узорчатой тьмой волошковой.
И начнут фарисеи пьянеть, И юдицы еще отрезвятся – На исчадном пиру леденеть, Где алмазные донны резвятся.
V
Се, незвездные яства горят На столах и цветки золотятся, Четверговок сильфиды мирят, О лилеях менины вертятся.
Ах, претмились земные пиры, Благ к эфирным август данаидам, Неб и звезд тяжелее дары, Оявленные тихим обсидам.
Хоть несите порфировый хлеб, Вин диамент солейте на мрамор, Мы тогда и в огранности неб Мглу оплачем сиреневых камор.
VI
В небозвездной смуге Одеон, Молодые рыдают сильфиды, Спит фиванская челядь, неон Тьмой златя, умиряются Иды.
Что и плакать, лихих палачей Лишь бесят во крови апронахи, Со рубиновых ломких свечей Татям лепят просфирки монахи.
Нощно ль ангелы зло сторожат Сей путрамент и червные тесьмы, Где светильные воски дрожат, Хоть и с углем о перстах, но здесь мы.
VII
Мел вифанских трапезных столов Отражением Цин испугает, Нет чернила и звезд, Птицелов, Немость эти канцоны слагает.
Се и вечеря, хлебы, вино, Розы с терпкою мятой, не снится Яко ад, соглядим все одно: Плесень хлебницы кровью тиснится.
Май не вспомнил цветков золотых, Видят Фрея ли с бледной Еленой, Как обломки фаянсов пустых Прелились ядовитой беленой.
XIII
Цветь и свечи в узорчатой мгле Красных маков и барвы пасхалий, И фаянс на просфирном столе Утонченных коснутся ли Талий.
А и будем каморно молчать, Аще веселы здесь фарисеи, Их звездами и тьмой соличать, Где текут столования сеи.
И обручников алы найдут, И граальской умолятся чаше, И тогда нас каймами сведут, По челам воск свечельниц лияше.
IX
Тусклый август серебро лиет, Яства чахнут о столах и хлебы, Во незвездности благих виньет Это мы ли пируем у Гебы.
Дале немость, одно и молчим, Зря в хлебницах фиванских лилеи, Всё диаменты неба влачим, Всё пречествуем нощи аллеи.
Вот еще соявимся из мглы, Яко ангельский сад безутешен, Юродные оплакать столы И вишневую цветность черешен.
X
Кто и нежные помнит цветки О басме серебряной, из Греций Зелень перстную бьют на венки, Здесь кантоны иные, Лукреций.
Полны яств и араков столы, Огнь рейнвейнов гасится фаянсом, Что, рубинные, дать вам, юлы, Тешьте пифий хотя мезальянсом.
Высоко ль до адвенты снегов, Нас ко мглам сонесет ли Цивета, Угощайтесь – нагорных лугов Слаще нет золотого оцвета.
• В издательстве «Москва» вышла книга Есепкина «Lacrimosa». Практически одновременно она поступила в продажу в России, Финляндии, США, Польше, Канаде, Израиле, других странах. Издание предваряет аннотация: «Яков ЕСЕПКИН – самая закрытая фигура в современной русской литературе. Имя писателя окутано тайной. Известно, что после выхода в самиздате его сборников «Готика в подземке» и «Классика», юного гения восторженно приветствовала советская провластная литературная элита. Между тем он всегда оставался кумиром андеграунда. Есепкина считали надеждой отечественной изящной словесности. Но официальным писателем «ночной певец» так и не стал. Несмотря на усилия в том числе профильных секретарей СП СССР, ни одно его произведение в Советском Союзе не было издано. Реформатор языка и поэтики ввел в русскую литературу жанровое определение г о т и ч е с к а я п о э з и я и оказался вне Системы. Сборники продолжали выходить в самиздате. На рубеже тысячелетий фрагменты из главной книги поэта-мистика «Космополис архаики» опубликовали российские альманахи, это вызвало волну восхищенных откликов в прессе. Есепкин согласился на несколько интервью. И вновь исчез. С годами «Космополис архаики» обрел негласный статус последней великой русскоязычной книги. Ее эстетическое звучание, внешняя мрачность претендуют на эталонное соответствие канонам избранного жанра. Сложное сублимированное письмо Есепкина (нарочито архаический тезаурус, лексические новации, тяжелая строфическая текстура) всегда ассоциировалось с изысканной художественной элитарностью, эмблемной символикой интеллектуальной литературы. Данное издание можно считать первым приближением к творчеству культового автора.»
• «Есепкин каноничнее Пушкина и сокровеннее Бродского, но его эсхатологическая гениальность претит массовому сознанию и коллективному бессознательному современников. Отсюда вынужденная элитарность последнего великого столпника.» Ю. Лотман
XXI
Ирод, Ирод, се брашно твое И в амфорах вино ледяное, Алавастром ли, гипсом остье Смерть забелит - мы виждим иное.
Колоннаду и сад обойдем, Не четверг, а серебро лиется, Во златых кашемирах блюдем Тайность вишен, пусть Хала смеется.
Наливай, кто отравы алкал, Фарисеи и дети уснули, Шелк тиснит сукровицу зеркал, Им пьянить нашей кровью июли.
XXII
Всё вечерии длятся, шелка Меловые горят, фарисеи Поят бледных детей, высока Нощь Вифании, празднуют сеи.
И взгляни, сколь беспечны оне, Как легки эти па и виньэты, О басме иль во гипсе одне Здесь точатся блядей менуэты.
Кто их пиры сейчас отложит, Весело Этам плакать и виться, Где серебро на туши лежит – Им лишь будут всенощно давиться.
XXIII
Что манкируют нами, Тулуз, Холсты челядь, смеясь, обрывает, Фри бесятся в тлекровности блуз, Вьют муары, и с кем не бывает.
Колченогих восторженных Ев Обдала небовечность желтицей, Часть ли третяя звезд и дерев Пресеребрена синею птицей.
За сиречной любовию мгла, Наши ль звезды шелками гасили, Виждь хотя – вкруг ветхого стола Как мелятся кургузые Цили.
XXIV
Сад портальный, цвети и алей, Золотыя букетники снимем, Упасаться ли вербных аллей, Сех цветение майское внимем.
Небы пурпур алкают, одно Мгла их стоила крови и яду, Фарисеям и песах – вино, А еще благоденствовать саду.
Суе, суе нас выбила тьма, Иудицы лиют, цепенея, Нашу кровь, а течет сурема И порфирность каждится от нея.
XXV
Виждь последнее лето, алей Нет его, искупаемся, дивы, Кровь совьем, чтоб кувшинок-лилей Хлад ожечь, сим украсить ли Фивы.
Низлетят с хоров лет ангелки, Ах, не плачьте еще, палестины, Мы опять на помине легки, Вкусим райские ж волны и тины.
Юды с нами, а внове не им Торговаться фамильною славой, Хлебы мазать серебром - храним Каждый миг наш виньетой кровавой.
XXVI
А и мы ль напоказ веселы, Пиры это, веселие в тризне, Цили тще убирают столы, Благ сейчас, кто во звездной старизне.
Спи, Арахна, еще веретен, Ядов темных царевнам не будет, И восцветим на мраморе стен Кровь, Нева ли ее позабудет.
Сколь нельзя отравить царичей, Убеляясь, юдицы смеются, Отемним хоть бы цинки ночей, Где начиния с ядами бьются.
XXVII
Огнь ли хвои снесут чернецы, Снеги темные их упоили, Наши кровью литые венцы Украшают барочные шпили.
Но меловы шелка пировых И начинье в чудесной виньете, Мало яду еще для живых, Велики мы на траурном свете.
Ять сребристая тще и лилась, Мел височный течет по ланитам, Где Звезда Вифлеема ожглась Червной тушью, отдаренной Итам.
XXVIII
Ветхой кровью букеты совьем И стольницы начиньем заставим, Май в порфировом цвете своем, А и с цветностью мы не лукавим.
От пасхалов начнет исходить Мрак ночной и серебром точиться, И устанут за нами следить Иудицы, не будут и тщиться.
Лишь тогда фарисейские тьмы, Перемазавшись цветом истлевшим, Соведут вдоль букетниц каймы – Виждеть кровь нощно пурпур не зревшим.
• «Он из минималистического числа тех гениев, которых не могут судить либо принять современники. Современное автору «Космополиса архаики» общество может по типологическому стандарту лишь вытеснить из массового сознания само явление и подвергнуть его мнимой утилизации.» А. Смирнова
I
Маки червные днесь воспоем, Алость их паче барв сеннаарских, Тусклый яд иродиц ли испьем, Геть, печаль, изо вечерий царских.
Алым наши прелили уста Кровотечным серебром камены, Что рыдать, ах, тоскливо пуста Нощь Вифаньи и оперной Вены.
Гипс увечен, а мрамор не ал, По столовым атласные мыши В агонии снуют и зерцал Блеск порфировый чествует ниши.
II
Овиются цвета и шелки, Май воспенит пенатов зелени, И покинем небес бродники, И сочествуем ветхие сени.
Виждь – на троне ромашки свились, Звезды спящих царевн ослепили, Столования что ж претеклись, Мы цикуты еще не допили.
Ничего, что горькие столы, Смерть всецарскими славна родами, Нощно вретища наши белы И точатся, точатся звездами.
III
По юдоли мы звезды несем, К денным пирам веселым тащимся, Наши ль Музы картавили сем Белошвейкам, воспеть ли их тщимся.
Одевайте, царевны, шелка, Что парчи золотыя наяде, Се, дьяментная персть высока И алмазы лелеют на яде.
А явимся – велите сонесть Ко столам голубые араки, Лишь о них и настанем как есть, Золотяше успенные мраки.
IV
Гефсиманских цветниц купажи Нас армой благодатной овеют, Кто чудесно умер не по лжи, Пей вино, где черемы совеют.
Но молчи, вековая тоска, Пурпур свой мы еще не допили, Аще наша юдоль высока, Востлеются и ржавые шпили.
А начнут иудицы стенать, Меж порфирных колонн преявляться, Мы и будем в соцвет окунать Чела их – всенощно похмеляться.
V
Бал andante ни тих, ни велик, Серебристые пифии вьются, Мел обсид ли, арма базилик Жжет царевен, сех тени смеются.
Вслед за Алексом вскрикнуть: чего ж Столь их много и в Риме барочном, Углич мертв, со парчей и рогож Кур гонят и цесарок в молочном.
Согляди, как пифии легки, Дышат негою, вина алкают, Как шелковых исчадий желтки В мрамор весело наш истекают.
VI
Оведем желтью мрамор ланит, Зеркала хоть узрят неисходность, Всяк и был на миру именит, Звезд ли ищет всетемная сводность.
Вот смотрите, каждятся в огне Гефсиманских нощей асфодели, Столы, столы: пустые оне, Фарисеи здесь туне гудели.
А найдутся – апостолов звать, Див болезных влачить ко стольницам, И начнем звездный цвет дорывать, Желть идет этим каморным лицам.
VII
От холодных оцветших лилей Потемнеем, витийствуйте, Иды, Наши тени во мраке аллей Тще безумные пели сильфиды.
Сколь пенатам без нас пировать, Апронахи с звездами собросим, А и будем столы накрывать, Ничего, ничего мы не спросим.
Веселитесь пренощно одно, Где лиется вишневая млечность И течет по фаянсу вино Из цветочниц в незвездную вечность.
VIII
Челядь царская жалко молчит, Грозны юноши в млечной старизне, То не властный Аид воскричит – Боги Ада гуляют на тризне.
До всеутренних звезд пировать Аще будем, лакать из солонниц Этой черни и пурпур срывать Со иудских лядащих колонниц.
И упьются юдицы сией Надпорфирною млечностью нашей, И во пудре юродной своей Ублажать станут мертвых апашей.
IX
В алавастровых чашах ли яд, Щедр июль на отравы златые, Молвим слово -- и тени Гиад Возалеют, елико пустые.
Ах, давите из брашен, кто пуст, Чермных перстней мышъяк на хлебницы, Наших белых отравленных уст Выжгут мел грозовые синицы.
Потому и боялись огней, Многозвездные эти просфиры, Плачут небы в трапезных теней И таят меловые сапфиры.
X
Хлебы мазать серебром и петь Наущают камен волооких, До Звезды ли не красно успеть, Се и мы о тиарах высоких.
Сколь превеселы были пиры И зане веселы меловницы, Отисним со звездами шары, Выльем кровь на худые стольницы.
Плачьте, юные девы, равно, Вас еще лишь страшит червотечность, И с серебром лиется вино Из фаянса в холодную млечность.
• «Есепкин смог довести тяжелейший литературный слог до эфемерной воздушности, тем покорил высоты, коими грезили предшественники. Начиная от Боратынского, к ним стремились приблизиться самые выдающиеся составители текстов, а не сумели, последним упал Бродский.» А. Плитченко
I
Сколь весною урочно письмо, Аонид лишь брильянтами тешат, Вейтесь, звезды, Асии трюмо Нас явит и Цианы опешат.
Хоть архангелы помнят ли сех Златоустов, терницы вознимем – Соглядайте еще в небесех Вишни, агнцев, мы золото имем.
Вакх нестойкий астрал оцветил, Где порхали блеющие Евны, Их туда ль и со ядом впустил Падший ангел успенной царевны.
II
Се виется коньячный туман, Тьмы рыдают о злых небокудрах, Вечность им – шардоне и канкан, Веселимся в смертельных их пудрах.
Юный Вертер, не плачь, а мелись, Любят бледность Люции и Юты, Зри, серебра на их затеклись Под Шумана синкопы и брюты.
Гипс богемная ночь сокрушит, Фижм пастельных избавятся дивы, Бал обрамят и Вакх увершит Мглы портретность шелками Годивы.
III
Мгла путрамент свечной овиет, Апронахи кровавые снимем, Зрите агнцев о слоте виньет, Нощность мы и бессмертие имем.
Что и звезды, не вымолвить их, Суе эти камены рыдают, Мелос ангельских бальников тих, Нас теперь лишь оне соглядают.
Се Аид надо свеч остием, Се Геката чарует виньеты, Где всеприсно мы яды пием И в порфирах тлеют силуэты.
IV
Вишни тусклые щедрый июль Расточит и холодную млечность, Се веранда и бежевый тюль, И юности пустой червотечность.
Ах, диамент всё льется по тем Занавескам сугатно, свечами Навивая его, исплетем Хоть пасхалы – каждитесь ночами.
На веранду несите, волхвы, К этажеркам, свечами плетенным, Миро с вишней, чтоб мертвые львы Хоть пленились огнем доцветенным.
V
Будет майский ли сад под луной Во холодной опале томиться, У Гиад воспируем весной, Аще некуда боле стремиться.
Скоро вишни блаженный туман Перельют в золотые рубины, Стоил истин высокий обман, Златоуст – диодем из рябины.
Выйдет Фрида младенцев искать, Лишь увидит пустые камеи, И начнут гости ядов алкать За столами, где веются змеи.
VI
Диаменты иль звезды таят Серебряные с желтью креманки, Злых царевен балы упоят, А любили и нас нимфоманки.
Се зеленый гранат потускнел, Чаровницы ввились в кринолины, Вот любовь и коварство Тинел, Цвет и кровь тусклоядной малины.
Преалкают виющихся од Тени фей и бордосские фавны Оцветят диаментовый свод, Аще тристии наши подавны.
VII
Нарядим златохвойную ель, Шелк вился – пусть виется атрамент, Се и ять, лейте ж, Цилии, хмель, Как начиние тешит диамент.
Снег и тушь, картонажная мгла, Вселетящие эти синкопы, Междометий честная юла Бьет ли твердь, нам лгали гороскопы.
Ах, ужели шумел маскерад, Спят царевны, их веи незвездны, Тушь вытекла и с шелками смрад Лишь стекает в тлеющие бездны.
VIII
Август, август, хоть в тусклых очах Мнемозины гори, бриллианты Мы ль чиним об асийских свечах, Фрейлин бледных ли веются банты.
Антиохии ветхой столы Яств полны и сугатно ломятся, Блещут вина, играют мелы, Черни с гипсом лишь ныне томятся.
Утром станут менины делить Кукол злых и крахмальные блузы, Сех и будем тогда веселить Мертвых дев, исплетающих узы.
IX
Стол нисана – виющийся хлеб, Что и днесь тосковать о небесном, Вишни в амфоры бросим, а Феб Нас оплачет на пире одесном.
Калипсо, под звездами, смотри, Тьмой надушена Фрида, камеи Тяжелы от шелков, ах, замри И умри, пусть целуются змеи.
Ни печати, ни светочей мглы Здесь уже не увидят сервенты, Где полны были емин столы, Вьются тусклых чернил диаменты.
• «Выдвижение Есепкина на соискание Нобелевской премии по литературе за 2020 год – прерогатива ведущих мировых институтов славистики. Было бы ошибкой в данном вопросе отдавать инициативу России.» Ч. Лернис
I
Ирод ждет нас в своех пировых, Что и звездным гостям пожалеют, Мы одни меж увечно живых, Наши вретища барвою тлеют.
Вишни, вишни, куда и бежать От сукровицы темной и вишен, Бледным дивам персты не разжать С ядом, пир их и будет возвышен.
А начнут фарисеи вести По начинью цикуты ночные, Мы на раменах в червной желти Диаменты явим ледяные.
II
Из Парфянского царства теней Убежим, восклицая аурность, Где альтанки – юдоли темней, Где пиров золотая бравурность.
Туне ль ждали нас ангелы тьмы Ко столам и еминам тлеенным, Нощных вретищ в кистях суремы И владыкам не снесть опоенным.
А явимся еще пировать, О звездах промелькнем у оконниц, И юдицы начнут сорывать Цвет диаментный с мертвых колонниц.
III
Белым розам и как отемнеть, А иные пурпурно-лиловы, Феям ночи ль во тьме леденеть, Бутоньерки ловите, шаловы.
Но, гляди, вековые цвета Затеклись под накатом гуаши, Наша ветхая кровь солита Иудицами в битые чаши.
Яко станут мелиться оне, Юродных завлекать на банкеты, В ледяном ниспадая огне, Мы им черные сбросим букеты.
IV
Звезды антики с неба падут, Станут литии грозно испевны, И явимся туда, где нас ждут Одержимые местью царевны.
Азазели в сиреневой тьме Всеумолчны для парий беспечных, Се пиры о царице Чуме, Се пиры о дьяментах присвечных.
Виждь, еще фарисеи белы, Тусклой чернью еще не превились, И лиется арма на столы, Коей присно юдицы дивились.
V
И не виждим тлетворную цветь, И еще формалином не дышим, Соведен кто звездами, ответь, Небовольных сильфид ли услышим.
Сон августа роскошен, кадит Меж лафитников цветность чадная, Ах, за нами, за нами следит Нощно челядь пиров юродная.
А начинет Геката вести По серебру оцвет для незрящих, Мы явимся в тлетворной желти С барвой звезд на раменах горящих.
VI
Апронахи с звездами свое Отемним воском свеч благовонным, Се пиры и дворцовий остье Дышит вретищ подбоем червонным.
Ах, юдольные эти цвета, Ах, фамильная это призрачность, Аще ветхая кровь излита, Нам простят и веселье, и мрачность.
И начнут во пирах вспоминать Бледных агнцев, украсивших нети, Это мы, а нельзя нас узнать В сей горящей жасминовой цвети.
VII
А и поздно благих упасать, Соклоняясь к свечницам кадящим, Будем строфы в альбомы писать Сумасшедшим царевнам неспящим.
Виждь и помни: се наши цвета, Се лиется от неб червотечность, Кровь иль мгла во начинье слита, Паче них лишь вишневая млечность.
Подведут ли невинниц к столам, Те увидят сквозь морок вишневый, Как стекает по нашим челам На букетники мел всечервовый.
VIII
Мы еще пренесемся в Колон О старизне и посохе зрячем, И холодную царственность лон, И высокие небы оплачем.
Что и цвесть, из начиний опять Яд алкают безумные Иды, И пенатам каким вопиять, Лейте нощную мглу, фемериды.
По емине вино сотечет, Кровью ветхой юдицы упьются, И заплаканный ангел речет, Где теней наших ауры вьются.
IX
Вишни, темные вишни горят В августовском пожаре тлеенном, Над юдолию сильфы парят, Сколь чудесно во сне упоенном.
Их неси ко стольницам пустым, Береника, нам хмель и годится, Как виньеткам исцвесть золотым, Где вишневая млечность каждится.
Мы одне круг фарфоров сидим, Никого, никого не осталось, И тоскуем, и брашно следим, Кое с кровью и мглой сочеталось.
X
Бал диаментный, их ли узнать, Перманентом напудренных ведем, Суе тени гостей обминать, Никуда мы теперь не уедем.
Как туманны еще зеркала, Как еще в них юдицы мелькают, Аще желть кринолины свела, Пусть оне во лилеях икают.
Нас любили камены одне, А равно уберечь и не тщились, Виждь обводки в мышьячном огне – Это мы о звездах превлачились.
• «Открытое письмо Есепкина Владимиру Путину, опубликованное на официальном прокремлевском сайте, отражает печальные реалии эпохи космического интеллектуального упадка. Это приговор Демиурга миру и городу.» О. Цветков
I
Весел август иль нощь золота, Иль отравные яства из вишен Тусклоядных жжет каддиш, места Очаруют сие, кто возвышен.
Белокровные донны к столам Подают всеалмазные вина, Бал великий грядет, зеркалам Не глава же страшна – горловина.
Их овалам парчовым и мы Воздадим хоть неполною мерой: Пара статуй в музее Чумы, Соклоненных над мертвой химерой.
II
По зерцалам Тиан кашемир Серебристою мглой сотечется, Во шелковиях сей ли кумир, Всетрезвей, кто о мертвых печется.
Эти веи тиснились в басме, Вейтесь, юны, меж пудр Иоганна, Льнул этюдный путрамент ко тьме, Течной кровию ода слоганна.
Одеонов чарницы ль ярки, Свили тусклые арки виньэты, И еллинского гипса куски Наши бледные жгут силуэты.
III
Суе пели демоны святых, Май грядет, благоденствуй, старизна, Возглянем со виньет навитых: То ли наша веселая тризна.
Вновь юдицы, юдицы одне Пировают о мраморных столах, Топят лилии в белом вине, Вишни с ядом вертят на фиолах.
Шелки черные их увили, Облеклись во царевн домовые, И всенощно каждятся угли Вместо звезд, и горят пировые.
IV
Вишни август для мертвых копил, Пурпур сей мы алкаем впервые, Будит завтрак Летиций и Пил Неб аромой, а те – меловые.
Ах, над нами ль смеялись толпы Слуг дворцовых и челядей неба, Как алмазные держим столпы, Хоть несите порфирного хлеба.
Днесь еще алавастровый мел Истончают вишневые канты, И темнятся румяна Памел, И в кимвалы биют музыканты.
V
Наши розы в капрейской сени, Август их окаймит ли виньетой, Фриды алое носят, взгляни, Где сливаются бродники с Летой.
Мертвый воздух смычок и не рвет, Что резвятся в аллеях Зефиры, Из аркадий сих Парка зовет, Цветью красною жалуя клиры.
Лишь серебро сквозь хлеб преломим И покинем Вифанию летом, Мало звезд в ней еще и томим Всякий странник алеющим цветом.
VI
Вновь очнется Петрополь от сна: Юлы в шелковых гребнях совились, Ночь пуста, а без емин красна Пировая, где куфели бились.
Источайте арому, сады, Мрамр камеи вершат и лелеют, Ядны столы дворцовой еды, Нимф чересла на бархатах тлеют.
Заждались парфюмерии Од, Савских модниц белей фигурины, И скелеты порфирный комод Обошли и взбивают перины.
VII
Мелом выведем каморность лиц, Пудры желтые гейшам отдарим, Век паяцев и павших столиц, Туне мы на пирах государим.
Кровь ли вытекла с чел и ланит, Присно слезы всенощные тают, Кто в этерии был именит, Со звездами лишь тех сочетают.
Хоть виждите, виждите во сне, Как фаянсы пасхальною кровью Налиются и Цины одне Льнут юродиво нам к изголовью.
VIII
Май свечами юдоль перевьет, Звезд всемлечные вспыхнут присады, И очнемся в остуде виньет, Елеонские чествуя сады.
Замки мира одесно стоят, Дождались нас меловницы нощи, Как диамент еще утаят, Будем сами темней Людогощи.
И вижди – сколь порфирная мгла Иудицам хмельным потакает, И одне мы сидим круг стола, И по челам серебро стекает.
IX
Виждь Уранию в темных шелках, У валькирий балы небозвездны, Твердь горит и в ея потолках Ярус к ярусу плавятся бездны.
Много кипени белой вверху, Много бледной на хорах отравы, Пламена источают круху, Птицы райские млечно-кровавы.
Свечи золотом стянет Гефест, Вспомним злато сие пред целиной, И четверга пылающий крест Выжжет сумерки белою глиной.
• «С высокой степенью вероятности можно предположить, что России не удастся участвовать в номинировании Есепкина на соискание Нобелевской премии по литературе – 2020. Достоверные источники сообщают о первенстве Канады в этом вопросе, именно здесь в текущем году изданы первая и вторая части «Космополиса архаики» и книга «Порфирность», ставшая новой сенсацией художественного мира.» С. Каро
I
Над коньячною яшмой парят Мускус тонкий, мускатная пена, Златовласые тени горят, Блага милостью к нам Прозерпена.
Винных ягод сюда, трюфелей, Новогодия алчут стольницы, Дев румяней еще, всебелей И не ведали мира столицы.
Мариинка, Тольони сие Разве духи, шелковные ёры, Их пуанты влекут остие, Где златятся лишь кровью суфлеры.
II
Узнаешь, Иокаста, печать, Отравленных ариек меловость, Мглы нас будут с Колоном встречать: Содомитам вчерашняя новость.
Звезды любят вести караван По юдоли небесной к целине, Од Марселя тоскующий Сван И не чает во големской глине.
Лишь молчальницам вещие сны Тьма подарит, меж шелков очнутся В неглиже фаворитки Луны И червицею кос обернутся.
III
Бритвой тусклою правит нисан Речь камен, благоденствуйте, Ады, Где и маки земли Ханаан, Где и лозные спят винограды.
Бойной цветени мало одно Возалкавшим небес иудицам, Яд лиют во златое вино, Се ли нашим урочество лицам.
Мы одне в Гефсиманских садах Вопием сквозь угольник червонный, И горит о мраморных плодах Всекаждящий соцвет благовонный.
IV
Звезд поклонных мелками очесть И не могут скиталицы нощи, То юдоль, аониды, как есть, Сеннаар иль сады Людогощи.
Виждят юны: се гипс, зеркала, В коих тлела юдиц червотечность, Звезд присада нещадной была, Неба стоят аллеи и млечность.
Как еще налетят ангелки Доставлять отходные емины, Узрят – с гипсом тлеются мелки И серебро течет на язмины.
V
Столы нищенских яств о свечах Тени патеров манят, лелеем Днесь и мы эту благость в очах, Ныне тлейся, беззвездный Вифлеем.
Яства белые, тонкая снедь, Пудра сахаров, нежные вина, Преложилась земная комедь, А с Лаурою плачет Мальвина.
Дщери милые ель осветят, Выбиются гирлянды золотой, И на ангельских небах почтят Бойных отроцев млечною слотой.
VI
Будуары оставят свое Удушенные девы, путрамент Чаровской наведут и остье Меловое унижет диамент.
Змеи в перстных ли винах свились, Пировые ломятся от снеди, Где и выпечка Эммы, белись, Темный яд, благоденствуй, миледи.
Сколь узрим Ироиду, с мелком Заносящую яд во лавастрах, Это вечность – цвели мы тайком И канвы оттенили на астрах.
VII
Снова челяди гасят огни, Циты злобные в пирах филонят, Белоядные ль пряди они С ангелочками нашими клонят.
Мило феям оперcным тлееть, Дожидаться финала сиесты, Зри, камена, хрустальную плеть, Что и суе темнить палимпсесты.
Мы чудесную выбрали ель, Хвои ярусы негой сенятся, Ангелам тридевятых земель Пусть гранаты зеленые снятся.
VIII
Сотемним голубое вино Юровыми звездами и падом, В слоте морочной тлеет рядно, Что и есть за сеим вертоградом.
Что и мертвых ли ждать ко столу, Здесь юдицы всегда балевали, На обсидах тиранили мглу, Вопиясь, виноградом блевали.
Ангелочки по нивам златым Пролетят, ах, певцов не ищите, Се и мы – под терновьем свитым, Всяк тлеется о мраморном щите.
IX
Вновь горят золотые шары, Нежно хвоя свечная темнится, Гномы резвые тлят мишуры И червицей серебро тиснится.
Алигъери, тебя ль я взерцал: Надломленный каменами профиль, Тень от ели, овалы зерцал, Беатриче с тобой и Теофиль.
Ах, останьтесь, останьтесь хотя Вы ночными гостями в трапезных – Преследить, как, юродно блестя, Лезут Иты со хвой необрезных.
• «Гений по определению космополитичен, Есепкин в этом смысле не исключение, скорее, исключением были писатели типа Солженицына, что ставит под сомнение их предполагаемую гениальность.» Г. Тауберг
I
Раскрошили юродские тьмы Гребни желтые наших полотен, А и золото сим для Чумы, С кистью Брейгель,Ероним бесплотен.
Кто успенный еще, алавастр Виждь и в нем отражайся, каддиши Нам ли чаять во цветнике астр, Львы умерли и здравствуют мыши.
Сколь начнут адострастно гореть За Эдемом белые цесарки, Мы явимся - камен отереть И сотлить перстной желтию арки.
II
Нам румяные яблоки, Юз, Перси желтые спящих царевен Денно мнятся, прекрасен союз Нощных фей из гранатовых Плевен.
Фавориток виющейся мглы Не любили ревнивые музы, Ночь шелкова, где яств и столы, Вкруг камеи серебрят медузы.
Хмелен Феб, пасторели мертвы, Яд в начиние камор ваганты Излили и со всякой главы Нимфы червные клонятся банты.
III
Царских дщерей узнают купцы, Днесь и мы в белой глине им снимся, О челах золотыя венцы, Иль во пурпуре ядном тризнимся.
По осанке небесных гостей Как еще не отметить зерцалам, Ханаан ли рассеял детей, Шелк удушенных благостен алам.
Чинят пиры для нас, а одно Круг снуют и беснуются Моны, Бьют мрамор и со ядом вино Преливают на батики оны.
• «Совпадения бывают и такими. По истечении Нобелевской недели должен окончательно проясниться вопрос относительно выдвижения Есепкина на соискание Нобелевской премии по литературе за 2020 год (Россия или Канада)». Л. Осипов
I
Днесь начиния суще мелки, Вишни рдятся во уснах меловых, Свечи златом тиснят ангелки И виются царевны в столовых.
Что литии полнощно звучат, Мы ль дневные посты не любили, Александра уста премолчат, Рот Иосифа глиной забили.
Ах, воспомнят ли дщери когда Венценосных отцов надэфирных, Яко мертвая тлеет вода Меж губами теней их порфирных.
II
Этот бледный октябрь со Звездой Над Афинами станет лишь сниться, Челядь мертвою тусклой водой Розы сбрызнула: им утемниться.
Что в хоромах искать, внесены Ко стольницам багетные хлебы, Видишь, Грегор, печать у Луны, Сватовское начинье – у Гебы.
Яств откушает дворня, уста Модниц савских прельют меловые, Бал начнется кошмарный с листа, Где извеяны мглой пировые.
III
Полон стол, на фаянсовый мрак Белых яств титул царский низложен, Шелк пеёт, веселится арак, Чудна сельдь от лавастровых ножен.
Ах, соникнем, соникнем ко мгле, Чтоб рубинами выбить макушки, Щучьи главы, мерцайте с шабле, К вам ли прянулись мертвые ушки.
Нас лишь бей, тусклый ядъ веретен, Овиемся червицей альковной, Пусть влачат златопевцев меж стен Во тлеющейся пудре церковной.
IV
Мглу пустых царскосельских аллей Собиенные гипсы уставят, Кто отроков еще веселей, Не сие ль всех милее картавят.
Легковесность Француза пьянит, Петербург ли, волна Черной речки, Вновь Иосиф бессмертие мнит И каждят диаментные свечки.
В диаментовом тусклом огне И молчим о божнице подсвечной, И ланиты, из гипса зане, Истекаются желтию млечной.
V
От картавых бежали камен, Угодили во мрамора нети, Что грассировать – вешность имен Фарисейские вспомнят ли дети.
Суе ж. иды, внимаете вы Содроганье бессонных артерий, Ждут младенцев кровавые рвы, Ядъ таите юродских истерий.
Альты нощные тьмы зачехлят, Востоскуют по мальчикам Юзам, Пребежим, аще мертвых целят, С Моргианами к тлеющим узам.
VI
Дионисии, гряньте смелей, Ядъ к вину подбавляет шиповник, Норы юный Адонис белей, Перси жалует царский осповник.
Волны ль по две бегут, жемчуга Персефона во тьме не считает, Бьются вновь о зерцалы снега И молчальниц роскошество тает.
Блеклым золотом с вейною мглой И прелить битых кубков сомрачность, Где амур ядовитой стрелой Тщился выжечь аидок невзрачность.
VII
Се январское таинство мглы, Течь фольги, меловые сапфиры, Бланманже и с бисквитой столы, Где ядят ли, хозяйствуют Фиры.
Как за нами следят со шелков Злоголосые фри и мелятся. Мелом вытисним хвойный альков, Пусть и этим серебром целятся.
Вейтесь, феи, взвивайтесь легко, Бейте ядом шары солитые, Потешаясь над вдовой Клико И макушки темня золотые.
VIII
Сеннаар и не вспомнит святых, К столам яств поднесенны лилеи, Виждь, Геката, певцов золотых, Туне майские вспевших аллеи.
Нет ли сех на голгофской тверди, Где и вретища столпников тлеют, Звезды смерти одне впереди, Вишен ядных князьям не жалеют.
Вместо пурпура – хмель о мурах, Тьму подвалов сотлили Эолы, Хоть Гиады в медовых пирах Пусть узрят наши желтые столы.
IX
Держат ныне столовые мглы Всетрапезные яства и вина, Флейт чурались волшебных столы, Яды тлит в меловом гордовина.
Что убитых и чаять – остье Сех портальные звезды желтили, Завершай, гормоза, питие, Вы сотуне плели апостили.
Нам безсмертие мрамор ссудил, Акварельных ли ведьм упасаться, Ид порфировый шелк остудил, Время с башен их желтых бросаться.
• «Общество (в исторической ретроспективе) не допускает возвышения истинно великого художника при жизни. Та же история с Есепкиным. Эфемериды всегда летят мимо вечных скульптур.» Ю. Тауберг
I
. Мрамор выбьем кусками, венцы С темных глав преточащие снимем, Веселятся в трапезных купцы, А и мы звезд высоких не имем.
Развевайся, нисанская злать, Май грядет, пусть камены ликуют, Всецветочным пирам исполать, Псалмопевцев ли ныне взыскуют.
Ждут к столам нас юдицы во сне, Тусклым ядом чинят меловые Угощенья и пляшут одне Тени их меж свечей неживые.
II
Как и нашу иглицу сотмить, Золотая она, золотая, Будем сами царей веселить, Диаментами хвою латая.
Вновь найти ль во пенаты сие: Тяжки столы, без яствий ломятся, Днесь клико от стола Рамбуйе, В Букингемском царевны томятся.
Тостов ждали, чудесных коляд – И встречайте, из келихов млечных Лишь цедят нам архангелы яд, Чтоб не узрели Циты калечных.
III
Мрамор губ испугает юнцов, Бельевую оденем старизну И явимся без морных венцов, Чти, путрамент, альковы и тризну.
То июльский чарующий зной, Се худое начинье и вина, Пляшут звезды над Галой свечной, В шелке розовом плачет Альвина.
Поспешим хоть бы нощно туда: Сад златые цетрары качает, И о каждом бутоне Звезда, И бессмертие нас величает.
IV
Асфодели во мглу увием, О столах пусть серебро темнится, Чад запомнит хотя Вифлеем, В убиенных и кто усомнится.
Аще кровию пасха каждит Возлияния эти и хлебы, Нас Геката еще преследит, Нощной тьмою сочествуя небы.
Ото звезд мы всестали белы, А юдицы досель пировают, И пасхалами теплят столы, И отравою их заливают.
V
Антикварные виты столы Чермной патиной, щедро лиются Яд со пуншем, опять веселы Четверговки, алкая, смеются.
Ах, зачем нас и мертвых темнить, Верди, Брамс иль Моцарт восстенают, В шелках тени сбежитесь казнить, Сколь молчат и бессмертие знают.
Век паяцев и падших столиц, Мышъяком шелк испитан червонный, Хоть следите, как с мраморных лиц Наших точится мел благовонный.
VI
Вновь Гертруда сувоев белей, Яд в лакейской готовит Циана, Челядь злая тащит во келей Духов Гойи иль див Тициана.
Все ль успели кистей мастера, Виждь, алкают демоны тлеядность, Азазелей таит мишура И юдольных высот неоглядность.
Меж шаров золотых ангелки Воспорхнут, Циты вмиг объявятся На помине меловниц легки, Днесь оне под шелками резвятся.
VII
Май, тюльпаны златые, сюда ль Убежать нам со камор палатных, Преливается вишнями даль, Вьются розы меж листьев салатных.
Это пир, нет обеда скверней, Швейки торты бело испекают, Вот и Цина, и яды у ней Розовые, ах, нёбо ласкают.
Звезды в наших сочатся перстах, Ядотечную емину внимем, Тушь на мраморных вспыхнет устах, Цвет какой мы лишь ядом и снимем.
VIII
По стольницам пасхальным тиснят Фарисеи каймы золотые, Лишь червонное золото мнят Аониды – каждят им святые.
В алом вольные музы ночей, А глупы и всенощно поэты, Снопы красных восковых свечей Небодарствуют эти дуэты.
Се пасхалов холодная тьма, Се обручники воск навивают По столам, и течет сурема, И во нощность ее изливают.
IX
. Тушь парфянскую выцветит мгла, Лорелея холодную пену С дев смахнет, круг пустого стола Соберемся - воспеть Прозерпену.
Сицилиек балует июль, Вишен сем, пусть резвятся менины, Вновь утопленниц ищет Эркюль, У мадам Бовари именины.
Днесь и мы яды эти пием, Цин в зерцалах следим червотечность, И тоскуем о веке своем, Преливая вишневую млечность.
Valentin
Последнии темы
Copyright MyCorp ©2011